«ПРАВОСЛАВНЫЕ» МИФЫ ОБ АРМЯНСКОЙ ЦЕРКВИ
IV-8
IV-8
МИФ О МОНОФЕЛИТСТВЕ
Истоки учения о «природной воле»
Вопреки всем «православным» восторгам по поводу непреходящего значения учения Максима Исповедника о двух волях во Христе, эта, навсегда расколовшее христианство доктрина, имеет своими истоками вовсе не Священное Писание и даже не предание древних отцов Церкви. На самом деле, богословие «природных воль» идет из глубин эллинистического язычества, нашедшего свое оформление в античной философии. Со времен Сократа (+399 до н. э.) в греческой философии оформляется понятие «блага». Благо, оно же добро, никем не создано и стремление к нему само по себе присутствует в природе. Действовать по природе, для эллинов-язычников означало следовать благу, направлять к благу свою волю.
Разница между древними эллинами-язычниками и Максимом только в том, что для тех природа богов представлялась той же, что и у людей, а здесь, в силу христианского влияния, природа предвечного Бога признается принципиально иной, нежели у тварных людей. Для Максима Исповедника Бог – это одна природа, а человек – другая, и в этом смысле природное стремление людей, то есть стремление самой человеческой природы именуемое «волей», направляется не просто к некоему абстрактному природному благу, а к благу как к всеблагому Богу. Вот как идею «блага» из языческой философии Максим адаптирует в христианском учении:
«И как через одного человека, добровольно отвратившего свое произволение от блага, естество всех людей изменилось из нетления в тление, так и через одного человека Иисуса Христа, не отвратившего [Свое] произволение от блага, произошло для всех людей восстановление естества из тления в нетление».
Итак, «природная воля» или просто «воля» для максимитов – это природное стремление к божественному благу. Именно от этого стремления к благу зависит состояние человека, то есть человеческой природы. Но почему приходится все время говорить о человеке, как о природе, а не как о личности? Ведь если человек стремится к божественному благу или не стремится, то делает он это индивидуально и получает за то индивидуально награду или осуждение. Разве воля или действие человека влияет как-то на всех людей в силу единства их природы? Перед нами еще один рудимент эллинистической языческой философии, воспринятой Максимом Исповедником. Важной особенностью эллинского мировосприятия является то, что в нем отсутствует понятие личности, из-за чего здесь не сложился соответствующий термин. Человек и боги эллинизма рассматриваются всего лишь как часть единой природы, и ни какого понятия личностного здесь нет по определению.
В то время как в идущем из ветхозаветной веры христианстве проповедуется личностный Бог, а люди призываются к личной вере в Господа, античная философия призывала «жить согласно природе». В том и состоит принципиальное отличие, что мы, как личности призываемся к вере в Личность воплощенного Бога, а не как некая безликая «природная масса» к следованию за некими «благими природами». Но, к великой беде всего христианства, с самых первых своих шагов вдохновленное философией греко-византийское богословие стало заложником проникшего в него эллинизма с его увлеченностью темой природы. При всем при этом, до Халкидонского раскола греки не имели ярко выраженного богословия природ. Хотя у них изначально не было понятия личности, под влиянием других христианских народов они старались как-то приспособить имеющиеся термины «лицо» и «ипостась» к своему смутному пониманию личностного.
В Священном Писании, через которое дается нам Откровение о Боге ставшем человеком, нет никакого учения о природах, а потому, кто как учит о природах и учит ли об этом вообще, для библейской веры глубоко безразлично. Но не так о том стали думать халкидониты, интерес которых к Библии был оттеснен необходимостью доктринальной апологии. Халкидониты не просто увлеклись богословием природ, пытаясь через это выразить свою веру в двухприродного Христа. Для них, в итоге, учение о природах стало самоцелью. Чего не коснись, о какой угодно теме заговори, все и всегда для халкидонитов сводится к природам. Без веры в природы и их определенное количество, по мнению защитников «православия», человек отпадает от Бога! Рано или поздно, такая увлеченность халкидонитов природами должна была породить Максима Исповедника, который и довел «православную» веру в природы до логического завершения.
Своей теорией о «природных волях», Максим навязал значительной части Церкви Христовой чуждые представления о Боге и человеке, а стало быть, и о Христе. Но не Максим лишил греческое богословие бывшего хотя бы в зачаточном состоянии понимания личности. Это сделали ранние идеологи халкидонизма. К временам Максима, то есть через века после Халкидонского собора, среди греков практически уже было выхолощено представление об этом. Для них человек стал «природой», собственно как и Бог для них стал «природой», а значит, Христос, будучи Богом и человеком, оказался «двумя природами». Понятие же ипостаси фактически обессмыслилось, и стало пониматься как некая оболочка, в которой находится «природа». Вот и вся логика халкидонского диофизитства. Максим все это только подхватил и усугубил своим учением о «волях». Вот как мнение о Христе-природах, он высказал в своем знаменитом диспуте с низложенным Константинопольским патриархом Пирром (638–641):
«Если называть Христа природами без присущей каждой из них особенности или совершенным Богом и совершенным человеком без признаков совершенства, по-твоему, предел благочестия, то да будет анафема соборам, а прежде них – и отцам, которые положили нам законом исповедовать не только природы, но и особенности каждой из них».
«Ведь если Христос не есть нечто иное помимо Его природ, из которых и в которых Он есть, то очевидно, что Он, будучи Один и Тот же, желал и действовал сообразно Своим природам, то есть так, как каждой из них присуще, раз ни одна из них не лишена воли или действия. Если же Христос желал и действовал сообразно Своим природам, то есть так, как каждой из них присуще, а природ у Него две, то, разумеется, и природных воль у Него две».
Отождествление Христа с природами и отсутствие понятия личностного в богословии Максима Исповедника рушат робкие попытки современных апологетов халкидонизма представить субъектом воления единую Личность Христа. Хотя Максим, как и положено софисту, в полемике с оппонентами говорил их языком о волении Христа, все же весь контекст его учения указывает на «воления природ». Но главное, почему халкидонит не может и не должен признавать ипостасного (условно личностного) воления Христа, – это исповедание Его ипостаси только божественной! Халкидонизм, в отличие от дохалкидонских христологических систем, представляет Христа, не как единую ипостась Бога и человека, но только как ипостась Бога. Это значит, что если бы волила ипостась, то халкидонитский Христос, даже с «воипостазированной» в Нем человеческой природой, волил бы только как Бог!
