Константинопольский собор. Осуждение Евтихия

«ПРАВОСЛАВНЫЕ» МИФЫ ОБ АРМЯНСКОЙ ЦЕРКВИ

II-12

МИФ О МОНОФИЗИТСТВЕ АРМЯН

Константинопольский собор. Осуждение Евтихия

Величайшим парадоксом истории с Евтихием (+после 454) является то, что, как традиционно признаваемый автор монофизитской ереси, он был осужден на Константинопольском соборе 448 года, то есть в первой половине пятого века, а сам термин «монофизитство» появляется в лексиконе халкидонитов только в конце века седьмого. Такой не малый, в два с половиной столетия, временной промежуток между «созданием ереси» и ее именованием, объясняется ничем иным, как отсутствием на самом деле такой «вселенской ереси», миф о которой много позже раздули в имперской Церкви.

Историческая реальность такова, что ни о каком «моно физис» Евтихий не говорил, Христа «только Богом» не считал, а потому и монофизитству учить не мог. Константинопольский архимандрит возможно и не был разбирающимся в тонкостях богословия человеком, тем не менее, он был обычным последователем святого Кирилла Александрийского, и придерживался его христологии единства природы оплощенного Бога Слово. Это доказывается уже самими деяниями осудившего Евтихия Константинопольского собора, а оправдание его на ответном антидиофизитском Втором Эфесском соборе этот факт лишь подтверждает.

На самом деле константинопольский архимандрит стал жертвой не прекращавшейся борьбы христологических партий, лишь на время успокоенных Антиохийской унией. Вопреки вере халкидонитов в «диофизитское Согласительное исповедание», с общим церковным признанием Третьего Вселенского собора доминирующей партией в Церкви становятся миафизиты. Униженные поражением в Эфесе и нынешним своим положением скрытые несториане жаждали реванша. Но они не были пассивны в своих ожиданиях, а активно проповедовали по городам, чем раздражали кирилловцев и самого императора. Терпение последних было исчерпано, когда новый архиепископ Антиохийский Домн (443–450) рукоположил в епископы личного друга Нестория и двоеженца Иринея. Императорским указом Ириней был извержен, что еще больше поставило антиохийцев в униженное положение.

Чтобы как-то сдвинуть дело с не устраивающего их статус-кво, вождям диофизитов нужно было сделать некий выпад в сторону александрийцев. Поэтому Домн при поддержке Флавиана Константинопольского (447–449) начал старую антиохийскую песню об аполлинаризме оппонентов, и обвинил перед императором Евтихия в этой ереси. Поскольку считается, что Евтихий был малограмотным стариком и не смог бы себя защитить на суде, церковные историки, цитируя друг друга, пишут, что «объект нападения был избран очень удачно». При этом можно сказать, что Евтихий и сам был виноват в своих последующих бедах. Его чрезмерная увлеченность изобличением проповедующих еретиков среди криптонесториан, сама по себе давала повод диофизитам перейти в атаку именно на него, а в его лице и на ненавидимое ими Кириллово богословие.

Однако, ложный донос Домна остался без ответа. Новым поводом для дела против Евтихия стала жалоба Евсевия, епископа Дорилейского (около 448–451), в которой значилось, что константинопольский игумен хулит православных учителей и самого Евсевия, обвиняя в принадлежности к несторианству. В ответ на обвинения против себя Евсевий обвинил Евтихия в том, что тот «распространяет свои заблуждения и многих совратил». Дабы оправдаться от обвинений в ереси, Евтихию на Константинопольском соборе было предложено подтвердить свое согласие с официально признанным в Церкви исповеданием Антиохийской унии. И он готов был это сделать, но Евсевий возразил, заявив, что такого исповедания будет недостаточным для оправдания.

Компромиссное между антиохийцами и александрийцами «Согласительное исповедание» Антиохийской унии предписывало признавать соединение и различение во Христе двух природ, что считалось правильным обеими партиями, но оно сознательно не касалось вызывающего конфликты вопроса о количестве природ уже в соединении. Поэтому Евсевий, опасаясь обвинений уже против себя, как клеветника, пошел дальше, чем того требовала уния. От Евтихия судьи потребовали традиционного для антиохийской христологии исповедания двух природ после соединения, что для представителя Александрийской богословской школы было совершенно не приемлемым.

Тем не менее, Евтихий не стал упорствовать: «Я согласен на все, что говорите... прежде я этого не говорил, ныне же признаю это, поскольку ваша святость утверждает так». Но и на этом вопрос не был исчерпан. Архиепископу Константинопольскому Флавиану было недостаточно осудить или оправдать старика Евтихия. Диофизитской партии было важно осудить само александрийское богословие. Поэтому Евтихию было предложено анафематствать всякое учение, противное исповеданию двух природ по соединению, что означало анафематствование христологии Кирилла Александрийского. На это он уже пойти не мог.

Объясняя причины невозможности такой анафемы, Евтихий ответствовал: «Я читал у блаженного Кирилла и Афанасия и других отцов, что до соединения – из двух естеств, а что после соединения и воплощения уже не два естества, а одно». Мы не можем знать, насколько точно слова Евтихия донес до нас халкидонитский источник. Но совершенно очевидно, что сказанное совпадает с учением Кирилла, изложенным в частности в послании к Акакию: «утверждаем, что два естества соединились; и верим, что после этого соединения, как бы уничтоживши разделяемость надвое, пребывает одно естество Сына, как единого, но вочеловечившегося и воплотившегося».

Не взирая на апелляцию к мнению отцов, судьями была дана категоричная отповедь: «Кто не говорит из двух естеств и два естества, тот не верует правильно». Приговор же вовсе впечатляет своей абсурдностью: «Евтихий, бывший пресвитер и архимандрит, оказался изобличенным в нечестии Валентина и Аполлинария и в приверженности к их учению». Таким образом, во всем том, в чем в свое время обвинялся диофизитами святой Кирилл, а именно, в докетизме и аполлинаризме, был обвинен и сторонник его богословия. Будучи неспособными сделать еретиком святого Кирилла, противники александрийской христологии отыгрались на его последователе.

На имеющем статус Четвертого Вселенского Втором Эфесском соборе (449) Евтихий, по требованию архиепископа Александрийского Диоскора (444–451), дал исповедание своей веры, в котором также ничего еретического обнаружено не было. На этом соборе Евтихий был оправдан, а осудившие его в Константинополе криптонесториане, во главе со Флавианом, осуждены сами и извергнуты. Не взирая на демарш папы Льва, обозвавшего этот собор «Разбойничьим», его решения были закреплены императором и признавались законными вплоть до диофизитского реванша в Халкидоне.

Позже, когда на Халкидонском соборе судили уже самого Диоскора, от него потребовали осуждения Евтихия за ересь смешения божества и человечества во Христе. Ответ Александрийского архиепископа не оставляет сомнения в том, что он не признавал за Евтихием той ереси, которую приписывали ему замаскированные почитатели Нестория, но и не стал бы выгораживать его, если бы тот действительно учил смешению двух природ или поглощению одной в другой: «Если мне докажут, что тот исповедовал слияние и изменение, я его анафематствую».

Естественно, никаких фактов доказывающих еретизм Евтихия в Халкидоне представлено не было. Угрозы со стороны впавших в истерику легатов папы и стандартный набор несторианского пустословия о смешении природ, в чем еще обвинялся Кирилл Александрийский, не могли убедить Диоскора в необходимости анафематствовать Евтихия. Вопреки «православной» мифологии, предстоятель Александрийской Церкви не был осужден на Халкидоне за ересь приписываемую Евтихию, а был репрессирован за, якобы, дисциплинарные нарушения при проведении Второго Эфесского собора. Однако его отношение к Евтихию впоследствии дало халкидонитам повод обвинять в монофизитстве уже  его самого. Сработала «простая логика» – если Евтихий монофизит, то оправдавший его Диоскор и сам монофизит.

Подобного халкидонитского мнения о Диоскоре Александрийском не разделяют Древневосточные Православные Церкви, которые видят в нем несгибаемого защитника православного богословия святого Кирилла от нападок криптонесториан-халкидонитов. Коптская Православная Церковь, являющаяся законной преемницей исторической Александрийской Церкви, прославляет его в лике святых. Армянская же Церковь, к которой Диоскор не имел непосредственного отношения, хоть и не почитает его как святого, но считает его неправедно осужденным борцом с халкидонитской ересью, и даже поминает его именно как святого в одном из церковных гимнов.