«ПРАВОСЛАВНЫЕ» МИФЫ ОБ АРМЯНСКОЙ ЦЕРКВИ
IV-13
IV-13
МИФ О МОНОФЕЛИТСТВЕ
Гефсиманское борение и Афанасий Великий
«Отче! о, если бы Ты благоволил пронести чашу сию мимо Меня! впрочем не Моя воля, но Твоя да будет» (Лук.22:42).
Удивительно, но эти, однозначно указывающие на личностные воления в Троице слова Гефсиманской молитвы максимиты чаще всего используют для «доказательства» того, что во Христе две природные воли. Поскольку, говорят они, божественная природа Отца и Сына одна, то и природная божественная воля в Них одна. Стало быть, слова Христа «не Моя, а Твоя воля да будет» не могут относиться к Его божеству, но указывают на отдельную волю Его человеческой природы. Так создается очередная абсурдная ситуация, в которой Господь оказывается не только разделенным в своем волении, но, имея ту же волю, что и Отец, говорит об этой Своей воле «не Моя», прося Отца сделать то, что в принципе мог сделать Сам. Учитывая же то, что по вере максимитов Христос мог волить и разговаривать «по природам», то Он вполне мог разговаривать Сам с Собой, по той и другой природе, прося Себя же изменить волю о чаше. Так и слышится, как человек, то есть человеческая природа во Христе говорит Богу в том же Христе: «не Моя, а Твоя воля да будет».
Абсурдность и этой ситуации осознается самими халкидонитами, а потому, они выходят из положения заявляя, что Христос в принципе не имел нужды в такой молитве, поскольку действительно нет смысла молиться по факту Самому Себе и Себя же просить отвести чашу. Вывод же делается тот, что молился Он не для Себя, но исключительно из неких педагогических соображений, для того чтоб что-то показать ученикам Своим примером. То есть халкидонитский Христос в Гефсиманском борении представляется эдаким вдохновенным артистом, который вместо простого и краткого объяснения того, что хотел донести до апостолов, устраивает долгое показательно-постановочное шоу, при этом, вжившись в роль настолько, что довел Себя до кровавого пота, из-за чего даже ангел явился с неба Его укреплять. И все это при том, что этого все равно никто из учеников не видел, поскольку все они в это время спали.
Недоразумения максимитов с историей Гефсиманского борения этим не заканчиваются. Евангельское сообщение однозначно и категорично отвергает учение Максима Исповедника об отсутствии во Христе подлинной человеческой воли, того, что он назвал «гноми». Мы видим, в каком состоянии пребывал Христос в ожидании страданий и смерти, как Он, будучи таким же человеком как мы, колебался, находясь в противоречии между Своим естественным желанием отвести чашу страданий и волею пославшего Его на Жертву Отца. Тут нет никакого безальтернативного следования природных сил природным же соответствиям, но есть размышления и метания в рассуждениях между этим и тем. В учении максимизма просто выпадает факт борения – страшного выбора между желанием Христа уйти от страданий и готовностью принять страдания ради людей. Вспомним, что писал Мейендорф:
«Согласно Максиму, те, кто приписывает Христу гномическую волю, … считают Его простым человеком, обладающим волей, подобной нашей, незнающим, колеблющимся и находящимся в противоречии с Самим Собой... В человеческой природе Господа, которая обладала не простой, а божественной ипостасью ..., не может быть никакой гноми».
Поскольку налицо несоответствие максимизма Библии, в ход идет последний аргумент – апелляция к мнению отцов Церкви. В греческой форме христианства часто игнорируются библейские утверждения поскольку здесь низок статус Священного Писания, зато крепок культ отцепоклонничества, по которому древние богословы Церкви мнятся непогрешимыми в каждом слове. И все ничего, если отцепоклонники хотя бы опираются на свой же излюбленный принцип определения святоотеческой истины – «консенсус патрум», под чем подразумевается единство во мнениях большинства древних церковных авторитетов. Но в том-то и дело, что в данном вопросе никакого консенсуса отцов не наблюдается. Апологетами диофелитства в доказательство двух природных воль во Христе приводится одно-единственное высказывание о Гефсиманской молитве в приписываемом Афанасию Александрийскому антиарианском полемическом трактате «О явлении во плоти Бога Слова».
Естественно, за отсутствием иного, к мнению якобы Афанасия апеллируют и составители вероопределения «Шестого Вселенского» собора:
Естественно, за отсутствием иного, к мнению якобы Афанасия апеллируют и составители вероопределения «Шестого Вселенского» собора:
«... проповедуем два же природных воления не противных, да не будет, как нечестивые еретики говорят, но Его человеческое воление, последующее, и не противостоящее, или противоборствующее, паче же и подчиняющееся Его Божественному и Всемогущему волению. Ибо по учению премудрого Афанасия надлежало воле плоти быть в действии, но подчинятся воли божественной».
В том, что это «учение премудрого Афанасия» взято из подложного сочинения и не принадлежит Афанасию убеждены сами халкидонитские исследователи вопроса. Но они не признают этого открыто потому, что более не на чем будет доказывать истинность своего конфессионального учения о двух природных волях. Да и апелляция отцов их «Шестого» собора к мнению Афанасия с таким признанием будет обессмысленной.
Но предположим, что автором обсуждаемого сочинения действительно был Афанасий Великий, и посмотрим, насколько сказанное им соответствует тем надеждам, которые возложили на него авторы соборного вероопределения, и стоило ли им это вообще делать, чтоб не навести на отца Церкви подозрения в нескольких сереьезных ересях. Понятно, упоминание в трактате двух воль с некоей, особо отмеченной в соборном определении «волей плоти», вселяет оптимизм в защитников диофелитской доктрины, но при критическом рассмотрении написанного, их и тут ждет жестокое разочарование. Итак, проблема первая:
Но предположим, что автором обсуждаемого сочинения действительно был Афанасий Великий, и посмотрим, насколько сказанное им соответствует тем надеждам, которые возложили на него авторы соборного вероопределения, и стоило ли им это вообще делать, чтоб не навести на отца Церкви подозрения в нескольких сереьезных ересях. Понятно, упоминание в трактате двух воль с некоей, особо отмеченной в соборном определении «волей плоти», вселяет оптимизм в защитников диофелитской доктрины, но при критическом рассмотрении написанного, их и тут ждет жестокое разочарование. Итак, проблема первая:
«И когда говорит: "Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия, впрочем не Моя воля, но Твоя да будет", и: "дух бодр, плоть же немощна", тогда показывает этим две воли: человеческую, свойственную плоти, и божескую, свойственную Богу; и человеческая, по немощи плоти, отрекается от страдания, а божеская Его воля готова на него».
Сразу бросается в глаза откровенно аполлинаристское отождествление духа Христова с Божеством и сведение Его человечества только к плоти. Вспоминаются так называемые «аполлинаристские подлоги», когда еретики для распространения своих заблуждений выдавали книги Аполлинария за труды святого Афанасия и других великих отцов. Кивая в сторону этих действительно существующих подлогов «православные» криптонесториане утверждают, что формулу «миа физис» Кирилл Александрийский принял не от Афанасия, а от Аполлинария. Но вот с данным трактатом у них все по-другому. Здесь неприкрытая ересь Аполлинария становиться «учением премудрого Афанасия». Но мы, как уже было заявлено, все же будем держаться предположения, что сочинение принадлежит авторству великого александрийца, заподозрим его в аполлинаризме и рассмотрим иные недоразумения, всплывающие при прочтении текста.
Вторая проблема цитаты состоит в том, что вопреки сказанному в соборном определении максимитов, автор трактата «волю плоти» объявляет отрекающейся страданий, чем резко противопоставляет ее божественной воле, которая к страданиям готова. Налицо волевое противоречие, что является ересью даже для халкидонитов. То есть если кто и предстает еретиком, учащим о противных волях во Христе, так это гипотетический Афанасий. На поверку оказывается, что александрийский святитель говорит такое, что не совпадает не только с учением Максима Исповедника с его «природной человеческой волей», которая безальтернативно и без колебаний следует за божественной волей и ни в чем ей не противоречит. Сказанное им не соответствует и соборному определению, которое на него же и ссылается. Как вообще можно апеллировать к мнению кого-то, если он говорит совершенно другое? Собор максимитов говорит:
Можно понять желание халкидонитов-максимитов сделать Афанасия Великого своим сторонником, но эта вымученная, полная ересей и богохульств цитата лишь добавляет им проблем с внешней критикой. Мутным аргументом можно утешать себя сколько угодно, но конфессиональная апология не стоит того, чтоб ради вырванных из контекста двух слов «две воли» наводить на отца Церкви подозрения в еретизме и глупости. Все же Афанасий Великий не еретик, а использование его имени для оправдания позже созданных, то есть новодельных учений просто не корректно. Об этом речь в следующей главе.
Вторая проблема цитаты состоит в том, что вопреки сказанному в соборном определении максимитов, автор трактата «волю плоти» объявляет отрекающейся страданий, чем резко противопоставляет ее божественной воле, которая к страданиям готова. Налицо волевое противоречие, что является ересью даже для халкидонитов. То есть если кто и предстает еретиком, учащим о противных волях во Христе, так это гипотетический Афанасий. На поверку оказывается, что александрийский святитель говорит такое, что не совпадает не только с учением Максима Исповедника с его «природной человеческой волей», которая безальтернативно и без колебаний следует за божественной волей и ни в чем ей не противоречит. Сказанное им не соответствует и соборному определению, которое на него же и ссылается. Как вообще можно апеллировать к мнению кого-то, если он говорит совершенно другое? Собор максимитов говорит:
«Ибо по учению премудрого Афанасия надлежало воле плоти быть в действии, но подчинятся воли божественной».А у этого самого «премудрого Афанасия» просто железное противопоставление:
«"В подобии человеческом быв", Он отрекается от страдания как человек, но как Бог, непричастный страданию по Божеской сущности, с готовностью приял страдание и смерть».Третья проблема! Причем проблема «два в одном». Одно то уже ересь, что бесстрастный по Своей сущности Бог принимает страдания по этой самой божественной сущности. Но дальше больше! Если серьезно считать это сказанным Афанасием Великим, то он оказывается не просто еретиком, но богохульником, делающим Христа, как человека, отказником, не желающим идти на Жертву Искупления. Такое представление однозначно лишает Христа человеческого подвига, ради которого Он и стал как мы. Человек Христос оказывается неспособным даже показать пример согласия на страдания ради высшей цели, на что потом соглашались обычные люди, становившиеся мучениками. Христос Псевдо-Афанасия представляется эдакой марионеткой, которую против ее несогласной на страдания воли насильственно тянет на страдания свободный от страданий, а потому согласный на них Бог. Ситуация не только еретична в ее крайней форме «несторианского» разделения, но в высшей степени абсурдна по своей сути.
Можно понять желание халкидонитов-максимитов сделать Афанасия Великого своим сторонником, но эта вымученная, полная ересей и богохульств цитата лишь добавляет им проблем с внешней критикой. Мутным аргументом можно утешать себя сколько угодно, но конфессиональная апология не стоит того, чтоб ради вырванных из контекста двух слов «две воли» наводить на отца Церкви подозрения в еретизме и глупости. Все же Афанасий Великий не еретик, а использование его имени для оправдания позже созданных, то есть новодельных учений просто не корректно. Об этом речь в следующей главе.
