Природа воплощенная и природа воплощенного

«ПРАВОСЛАВНЫЕ» МИФЫ ОБ АРМЯНСКОЙ ЦЕРКВИ

II-26

МИФ О МОНОФИЗИТСТВЕ

Природа воплощенная и природа воплощенного 

Пожалуй, сложно было бы найти во всем христианском богословии вторую такую фразу, в которую, как в «миа физис» можно было бы вложить столько разных и взаимоисключающих смыслов. Как показала история Церкви, формула «одна природа Бога Слово воплощенная» была своей не только для Афанасия и Кирилла Великих, но и для Аполлинария Лаодикийского с одной стороны, и Иоанна Дамаскина с другой. Иоанн и Аполлинарий – два противоположных полюса в христологии. Тем не менее, их роднил общий подход к толкованию «миа физис». Они оба не видели в «одной природе» единства двух природ, но расчленяли формулу, относя эту самую «одну природу» только к Божеству, и уже эту одну божественную природу воплощали.

Только в способе воплощения проявляется разница между пониманием Аполлинария и пониманием Дамаскина. Аполлинаризм в слове «воплощенная» не видит целостной человеческой природы, из разумной души и тела, но только плоть, в которую Бог Сын облачается как в одежду. Ну а поскольку в таком воплощении нет полноценной человеческой природы, Христос аполлинаристов оказывается носителем только одной – божественной природы, почему и почитается их христология эдаким протомонофизитством. Иоанн же наполняет слово «воплощенная» смыслом совершенной человеческой природы, с душой и телом. Эта природа становится второй, по отношению к божественной «одной природе», что и делает Дамаскинское толкование диофизитским.

Общий подход в толковании Аполлинария и Дамаскина объясняется их одинаковым в своей ошибочности, буквалистским прочтением толкуемой формулы. Проблемность выражения «миа физис ту Теу Логу сесаркомени» состоит не только в том, что само по себе оно может обозначать что угодно, к чему остается только добавить нужный контекст. Проблемность этого выражения состоит и в том, что это речевой оборот, фразеологизм, присущий древнегреческому языку, который нельзя понимать буквально, как сумму значения отдельных слов. Если формулу «одна природа Бога Слово воплощенная» понимать буквально, то выходит откровенная нелепость – оказывается, что не Бог Слово воплощается, а воплощается Его природа!

Природа является категорией умозрительной, ее в принципе нельзя воплотить. Одеть в плоть, будь она одушевленной или нет, можно только иную субстанциональную реальность, то есть ипостась. Это прекрасно понимали те халкидонитские толкователи Кирилла, которые сочли нужным «подправить» его формулу, истолковав «природу» как «ипостась», с чем не согласился Дамаскин. При этом он и сам понимал природу как категорию умозрительную, носителем которой является ипостась:

«Естество усматривается или чистым умозрением, ибо само по себе оно не имеет самостоятельности, или сообща во всех однородных ипостасях, как взаимно связующее их».

Понимать понимал, но это не помешало Дамаскину слукавить ради достижения цели, одев в плоть природу божественного Логоса, а не Его Самого.

Очевидно, что желающим воплощать природу приходится идти на серьезные смысловые несуразности. Чтобы понять абсурдность буквального понимания «воплощенной природы» достаточно дать несколько обычных аналогий. Например, говоря о человеке, можно сказать, что человек с аквалангом погрузился в воду, но нельзя сказать, что человеческая природа погрузилась в воду. Такой смысл можно притянуть за уши, но нормальному человеку ясно, что это несуразица. Можно сказать, что глина обожжена в печи, но нельзя сказать, что природа глины была обожжена. Для пущей иронии можно сказать, что засолили огурцы, но нельзя сказать, что засолилась природа огурца, ибо все это тоже несуразица.

Тот, кто привык подменять логику софистикой, может возразить, мол, природа является категорией субстанциональной и является синонимом сущности, а потому, якобы, может быть воплощена. Но, даже если бы так было на самом деле, в контексте описываемой проблемы это никак не помогло бы толкованию Дамаскина. Если пренебречь здравым разумом и признать природу Бога Слово воплощающейся, то пришлось бы соглашаться и с иными богословскими коллизиями. Любой разбирающийся в тринитарном догмате человек знает, что не существует отдельной «природы Бога Слово». Если бы была особая природа Слова, то была бы особая природа Духа, особая природа Отца, а это прямой путь не только к исповеданию трех божественных природ, но и к исповеданию трех Богов.

Но, божественная природа одна и описывает она Пресвятую Троицу - Единую сущность, исповедуемую в трех лицах Отца и Сына и Духа Святого. Бог же Слово, то есть Сын, только одна из божественных личностей, но никак не особая природа или сущность Божества. И если воплотилась природа или сущность Бога, то значит, воплотилась вся Троица, и, прежде всего Отец, а не только Сын. Отсюда явствует тот факт, что, пытаясь в пику мнимым «еретикам» изменить миафизитский смысл формулы святого Кирилла, Иоанн Дамаскин невольно или сознательно, в своем полемическом азарте подверг серьезной ревизии тринитарный догмат и породил реальную ересь. Благо, что мало кто вообще на его толкование смотрел пристально, почему и не было усвоено греко-халкидонизмом этих заблуждений.

Так уж сложилось, что Кириллу Александрийскому в богословское наследство достался уже устоявшийся речевой оборот «природа воплощенная». Но человек, не обремененный целью разглядеть диофизитство там, где его нет, не может не признать, что помимо прямых высказываний Кирилла о единстве природы Бога воплощенного, святой отец использовал и выражение «одна природа воплощенная» с тем же смыслом «одной природы воплощенного». Именно так Кирилла понимали несториане, и за это обвиняли в смешении двух природ в одну. То, как можно обвинить «диофизита» с «диофизитской» формулой в смешении двух природ в одну, остается великой тайной Дамаскина и бездумных сторонников его толкования.

То, что формула «одна природа Бога Слово воплощенная» является речевым оборотом и не может пониматься буквально, предопределило то, что ее и переводить нежелательно буквально. Уважающие себя ученые, даже если это греческие священнослужители, в научных статьях на других языках всегда дают смысловой перевод – «одна природа Бога Слово воплощенного». И только в конфессионально пристрастных работах апологетов халкидонизма вместо смыслового перевода дается калька с «воплощенной природой». Впрочем, иначе и невозможно было бы перевести с древнегреческого то, что писал о «миа физис» Дамаскин. Ну а если так переводят Дамаскина, то и во всех других переводах греко-халкидонитам приходится вместо воплощения Логоса, вновь и вновь воплощать Его природу.

Задолго до Дамаскина и его толкования, древние армянские переводчики понимали если не невозможность, то нежелательность буквальных переводов речевых оборотов. Поэтому, формуле святого Кирилла ими дан, используемый по сей день в ААЦ смысловой перевод – «ми бнутюн Банин Астуцо мармнацело» (одна природа Слова Бога воплощенного). Хотя, известен, по крайней мере, один случай использования кальки – «ми бнутюн Астуцуйн Бани мармнацял», данной александрийским армянином в его переводе книги патриарха Александрийского Тимофея «Элура» (457–477) «Возражения к определениям собора Халкидонского». Естественно, привыкшие воплощать природу Логоса вместо самого Логоса «православные» мифоверы считают армянский перевод «не правильным». Тут уж каждому свое.