«ПРАВОСЛАВНЫЕ» МИФЫ ОБ АРМЯНСКОЙ ЦЕРКВИ
II-9
II-9
МИФ О МОНОФИЗИТСТВЕ АРМЯН
Эфесский собор и Антиохийская уния
Существование в некогда единой Церкви двух христологических партий со своими противоположными представлениями об образе соединения во Христе божества и человечества рано или поздно должно было привести к противостоянию и конфликтам. Открытая проповедь Несторием антиохийского богословия в столице империи спровоцировало реакцию Кирилла Александрийского в виде его послания со знаменитыми антидиофизитскими «Двенадцатью анафематизмами». В ответ последовали контранафематизмы от Феодорита Кирского, что и стало началом христологических споров. Противоборство между александрийцами и антиохийцами привело к череде соборов, на которых брали верх то одни, то другие, после чего следовали попытки примирения на основе компромиссов, что не имело длительного успеха, и закончилось это все окончательным разрушением единства Церкви.
Организованный и возглавленный Кириллом Александрийским Третий Вселенский собор в Эфесе (431) имел целью лишь низложение Нестория, а стало быть и прекращение проповеди в Церкви антиохийской христологии. Придерживаясь мнения, что к Никейскому Символу веры нельзя ничего добавлять, отцы собора не стали составлять некоего доктринального ороса, которым можно было бы впоследствии махать как знаменем, доказывая, что православно исповедовать единую природу. Со времен Второго Вселенского собора считалось достаточным анафематствование ересиархов и их учений, поэтому и ограничились анафемами Несторию и его утверждениям. Но и анафемы не пришлось составлять, поскольку они уже были написаны Кириллом в его послании к Несторию. Собору оставалось только зачитать послание, и одним этим фактом освятить «Двенадцать анафематизмов» как догматический документ Церкви.
К сожалению, Эфесский Вселенский собор прошел при отсутствии антиохийской делегации, что привело к серьезным эксцессам и сомнениям по поводу его итогов, а стало быть и к еще большему разрастанию конфликта между александрийцами и антиохийцами. Сторонники Нестория догадывались, чем для них кончится руководимый Кириллом при поддержке папы Римского собор, а потому сознательно медлили в пути и не прибыли в Эфес в назначенный срок. Нежелание же Кирилла ждать оппонентов и открытие заседаний без них, дало повод несторианам во главе с Иоанном Антиохийским отвергнуть собор и в пику кирилловцам составить свой. Естественно, на этом альтернативном соборе диофизитов, прозванном в истории «собориком», Несторий был поддержан и оправдан, а Кирилл и его сподвижники анафематствованы.
Конфликт, прежде более похожий на разбирательства между богословами, теперь грозил церковным расколом и беспорядками в государстве. Феодосий Второй (408–450), хотя и был идейно на стороне Кирилла и всю свою жизнь поддерживал александрийскую сторону, не мог такого позволить. Грозя репрессиями организаторам обоих соборов, император потребовал от сторон примирения и поиска компромисса для заключения унии. То есть, Кириллу Александрийскому и Иоанну Антиохийскому императором было сделано предложение от которого нельзя было отказаться. Но, а поскольку создать взаимно приемлемое исповедание на основании двух взаимоисключающих учений, было невозможно, а отказываться от собственных базовых представлений никто не собирался, сторонам нужна была какая-то хитрость, чтоб прекратить противостояние и создать хотя бы видимость единства мнений.
Такая хитрость была известна Церкви со времен Александрийской унии (362), и состояла она в том, чтоб прежде противоборствующие партии с принципиально различающимися учениями, не отказываясь от своих представлений, были взаимно признаны православными. Русский церковный историк Болотов (+1900) обозначил этот принцип так: «они разноречат только в словах, будучи согласны в понимании самого догмата». Тогда, на соборе в Александрии, исповедующие единство ипостаси (единосущие) в Троице никейцы под предводительством Афанасия Великого согласились признать православными и не считать более еретиками прежде отвергавших Никейский собор и исповедующих три ипостаси криптоподобосущников, духовными вождями которых стали знаменитые каппадокийцы – Василий Великий, Григорий Богослов и Григорий Нисский.
Успех Александрийской унии был таков, что она действует до сих пор и мало кто даже догадывается, что по сей день в разных церковных традициях существуют триадологические различия. Большинство серьезно полагает, что после победы над арианами тема Троицы решена и закрыта, и верят все одинаково, и непременно по-никейски. Однако правда в том, что различия в представлениях о природе триединого Бога у единоипостасников и триипостасников были куда более серьезные, чем различия в представлениях о Богооплощении у единоприродников и двуприродников. Болотовский принцип «они разноречат только в словах, будучи согласны в понимании самого догмата» в христологии был более уместен и более правдоподобен. Это давало надежду на то, что уния между Кириллом и Иоанном, где каждый останется при своем мнении, но будет хотя бы формально признавать Эфесский собор и анафематствовать Нестория, получится такой же успешной и долговечной.
«Согласительное исповедание» было составлено идущей на уступки и даже жертвы антиохийской стороной, предположительно Павлом Эмесским, и было послано Кириллу Александрийскому на рассмотрение и одобрение. Текст содержит требуемое александрийцами исповедание Богородицы и единства Христова, хотя определенно пропитан антиохийским диофизитским духом. Тем не менее, исповедание не содержит ничего, что делало бы его именно диофизитским и принципиально противоречило бы александрийскому учению о единстве природы Бога Слово оплощенного. Поскольку и александрийцы, и антиохийцы равно признавали соединение и различие двух природ в Господе, о чем было написано в «Согласительном исповедании», но расходились лишь в представлениях о способе этого соединения и количестве природ уже в соединении, о чем ничего в тексте не говорилось, каждая из сторон при нужном толковании могла видеть в документе то, что ей хотелось.
К сожалению, не взирая на примиряющий характер «Согласительного исповедания», Антиохийская уния не имела продолжительного успеха. В отличие от инициированной Афанасием Великим Александрийской унии, соглашение между Кириллом Александрийским и Иоанном Антиохийским не было утверждено на соборе, оставшись документом подписанным двумя людьми. Хрупкое единство, основанное лишь на том, чтоб более не считать друг друга еретиками и допускать право других иметь свои богословские воззрения при общих основополагающих доктринах, уже после смерти его инициаторов было разрушено диофизитами их судилищем над Евтихием на Константинопольском соборе (448). Этим был возобновлен христологический конфликт в имперской Церкви, что и привело к Второму Эфесскому собору (449), где были осуждены судьи Евтихия, ответом диофизитов на соборе Халкидонском (451), и, как итог, к продолжающемуся поныне расколу Церкви.
Разрушение Антиохийской унии с ее потерявшим смысл «Согласительным исповеданием» оставило Кирилловский, радикально антидиофизитский, но признаваемый в имперской Церкви Третий Вселенский собор в Эфесе без всяких смягчающих оговорок и компромиссных замалчиваний. Новоявленные диофизиты-халкидониты попали в парадоксальную ситуацию, когда оказались вынужденными объявить ересью то, что отстаивал в своих «Двенадцати анафематизмах» этот формально признаваемый ими Святым и Вселенским собор, истинность и православность которого, по их же вере, освящены Духом Святым. Парадоксальность ситуации усугубляется еще и тем, что халкидониты на своем «Пятом Вселенском» соборе вынуждены были признать догматически важным документом и сами «Двенадцать анафематизмов» Кирилла Александрийского, хотя на Халкидоне они были демонстративно проигнорированы.
Впрочем, греческое «православие» не было бы греческим, если бы не нашло себе хоть какого-то выхода из сложившихся обстоятельств. Не придумав ничего лучше, идеологи халкидонизма подправили «Двенадцать анафематизмов» произвольными вставками с подменой слов и соответствующими диофизитскими толкованиями, а «Согласительное исповедание» не существующей Антиохийской унии не просто представили действующим до сих пор, но и объявили его «оросом Эфесского собора». Каким образом соглашение по переписке между двумя людьми оказалось оросом Вселенского собора, является одной из величайших тайн халкидонитской апологетики. Но если бы такое было возможно, то некое компромиссное, обессмысливаюшее халкидонизм и устраняющее раскол соглашение между патриархами Русской и Армянской Церквей можно было бы выдать за орос Халкидонского собора.
Такая хитрость была известна Церкви со времен Александрийской унии (362), и состояла она в том, чтоб прежде противоборствующие партии с принципиально различающимися учениями, не отказываясь от своих представлений, были взаимно признаны православными. Русский церковный историк Болотов (+1900) обозначил этот принцип так: «они разноречат только в словах, будучи согласны в понимании самого догмата». Тогда, на соборе в Александрии, исповедующие единство ипостаси (единосущие) в Троице никейцы под предводительством Афанасия Великого согласились признать православными и не считать более еретиками прежде отвергавших Никейский собор и исповедующих три ипостаси криптоподобосущников, духовными вождями которых стали знаменитые каппадокийцы – Василий Великий, Григорий Богослов и Григорий Нисский.
Успех Александрийской унии был таков, что она действует до сих пор и мало кто даже догадывается, что по сей день в разных церковных традициях существуют триадологические различия. Большинство серьезно полагает, что после победы над арианами тема Троицы решена и закрыта, и верят все одинаково, и непременно по-никейски. Однако правда в том, что различия в представлениях о природе триединого Бога у единоипостасников и триипостасников были куда более серьезные, чем различия в представлениях о Богооплощении у единоприродников и двуприродников. Болотовский принцип «они разноречат только в словах, будучи согласны в понимании самого догмата» в христологии был более уместен и более правдоподобен. Это давало надежду на то, что уния между Кириллом и Иоанном, где каждый останется при своем мнении, но будет хотя бы формально признавать Эфесский собор и анафематствовать Нестория, получится такой же успешной и долговечной.
«Согласительное исповедание» было составлено идущей на уступки и даже жертвы антиохийской стороной, предположительно Павлом Эмесским, и было послано Кириллу Александрийскому на рассмотрение и одобрение. Текст содержит требуемое александрийцами исповедание Богородицы и единства Христова, хотя определенно пропитан антиохийским диофизитским духом. Тем не менее, исповедание не содержит ничего, что делало бы его именно диофизитским и принципиально противоречило бы александрийскому учению о единстве природы Бога Слово оплощенного. Поскольку и александрийцы, и антиохийцы равно признавали соединение и различие двух природ в Господе, о чем было написано в «Согласительном исповедании», но расходились лишь в представлениях о способе этого соединения и количестве природ уже в соединении, о чем ничего в тексте не говорилось, каждая из сторон при нужном толковании могла видеть в документе то, что ей хотелось.
К сожалению, не взирая на примиряющий характер «Согласительного исповедания», Антиохийская уния не имела продолжительного успеха. В отличие от инициированной Афанасием Великим Александрийской унии, соглашение между Кириллом Александрийским и Иоанном Антиохийским не было утверждено на соборе, оставшись документом подписанным двумя людьми. Хрупкое единство, основанное лишь на том, чтоб более не считать друг друга еретиками и допускать право других иметь свои богословские воззрения при общих основополагающих доктринах, уже после смерти его инициаторов было разрушено диофизитами их судилищем над Евтихием на Константинопольском соборе (448). Этим был возобновлен христологический конфликт в имперской Церкви, что и привело к Второму Эфесскому собору (449), где были осуждены судьи Евтихия, ответом диофизитов на соборе Халкидонском (451), и, как итог, к продолжающемуся поныне расколу Церкви.
Разрушение Антиохийской унии с ее потерявшим смысл «Согласительным исповеданием» оставило Кирилловский, радикально антидиофизитский, но признаваемый в имперской Церкви Третий Вселенский собор в Эфесе без всяких смягчающих оговорок и компромиссных замалчиваний. Новоявленные диофизиты-халкидониты попали в парадоксальную ситуацию, когда оказались вынужденными объявить ересью то, что отстаивал в своих «Двенадцати анафематизмах» этот формально признаваемый ими Святым и Вселенским собор, истинность и православность которого, по их же вере, освящены Духом Святым. Парадоксальность ситуации усугубляется еще и тем, что халкидониты на своем «Пятом Вселенском» соборе вынуждены были признать догматически важным документом и сами «Двенадцать анафематизмов» Кирилла Александрийского, хотя на Халкидоне они были демонстративно проигнорированы.
Впрочем, греческое «православие» не было бы греческим, если бы не нашло себе хоть какого-то выхода из сложившихся обстоятельств. Не придумав ничего лучше, идеологи халкидонизма подправили «Двенадцать анафематизмов» произвольными вставками с подменой слов и соответствующими диофизитскими толкованиями, а «Согласительное исповедание» не существующей Антиохийской унии не просто представили действующим до сих пор, но и объявили его «оросом Эфесского собора». Каким образом соглашение по переписке между двумя людьми оказалось оросом Вселенского собора, является одной из величайших тайн халкидонитской апологетики. Но если бы такое было возможно, то некое компромиссное, обессмысливаюшее халкидонизм и устраняющее раскол соглашение между патриархами Русской и Армянской Церквей можно было бы выдать за орос Халкидонского собора.
