«ПРАВОСЛАВНЫЕ» МИФЫ ОБ АРМЯНСКОЙ ЦЕРКВИ
IV-9
IV-9
МИФ О МОНОФЕЛИТСТВЕ
Настоящая человеческая воля в учении Максима Исповедника
Как было показано, воля в системе Максима Исповедника – это изначально заложенное Богом в природу человека всенепременное стремление к благу. По замыслу Божьему воля чужда греха, а потому не может уклониться от следования благу к чему-то другому. В этом смысле, ни Самому Богу, ни созданному по Его подобию совершенному и безгрешному человеку нет смысла в выборе. Ведь если есть выбор, то нужно выбирать, колеблясь между благом и не благом, между святостью и грехом, а это не истинная природная воля. Однако уже самому Максиму было высказано, что такое безальтернативное природное стремление к благу не предполагает свободы воли. Тогда еще не использовали выражения «программа» или «инстинкт», но ту же мысль о вынужденности всего природного выражали тоже достаточно ясно:
«Если ты говоришь о природной воле, а природное непременно и вынужденно, то разве не придется, говоря о природных волях во Христе, отрицать у Него всякое добровольное движение?».
Этот вопрос Максиму Исповеднику, заданный в диспуте с ним низложенным Константинопольским патриархом Пирром, исходил из его «монофелитских», то есть нормальных человеческих представлений о природе именно как о природе. Пирр не подозревал в Максиме софиста, и упустил из виду, что его оппонент понимает природу не только как природу, но и как волящую и мыслящую субстанцию, из-за чего в его богословии человеческая природа намеренно путалась с реальным человеческим существом:
«Не только у божественной и нетварной природы ничто природное не вынужденно, но даже и у сотворенной и мыслящей. Ведь то, что по природе разумно, обладает разумным стремлением как природной способностью, которая и называется хотением мыслящей души, посредством которого мы, желая, помышляем, и, помышляя и желая, хотим».
В этом ответе Максим, перед изобличающим его аргументом, в присущей ему манере, лукаво пытается убедить оппонента в том, что его «природная воля» подразумевает свободу выбора, но этим он лишь противоречит сам себе. Как раз именно по его учению заложенная в природу человека воля изначально не подразумевает желания, помышления, поиска, рассмотрения, совета, суждения и, наконец, выбора. Воля, согласно Максиму – это однозначно природная установка безальтернативно жить согласно Богу, что, конечно же, при всей «благолепности» этой теории не совмещается со свободой выбора. А вот то, что у человека все же есть свобода выбора, воспринимается Максимом как «противоестественное», «спровоцированное грехом». Так это объясняет известный в РПЦ профессор Александр Дворкин, решивший поверх пиджака сектоведа одеть еще и тогу богослова-историка:
«Воля совершенной природы воспринимает добро и, следовательно, принадлежит добру. Но грех затемнил и затуманил это восприятие, и теперь естество часто стремится к вещам "противоестественным", его желания погрязают в грехе... свобода выбора может быть и свободой восстания, бунта, движения против природы и, следовательно, саморазрушения».
То есть, не нужно думать, что Максим Исповедник, называя «волей» природное следование благу, отрицал свободное воление людей. Существование того, что в человеческой речи именуется свободной волей, пусть даже и относимой им к «природе», Максим признавал. Эту настоящую волю, которая является следствием рассуждения и сознательного выбора, Максим называет «гномической волей», или просто «гноми» (ум, сознание, знание, рассудок, понимание, мнение), но признает ее только в падших людях, поскольку считал ее следствием греха и природного повреждения. Это не некая другая воля, но то, что мы назвали бы «сбоем программы». Способность человека волить так или эдак, рассуждать и выбирать, стремиться к тому или иному, желать чего-то, или напротив отвращаться этого, для Максима было чем-то вроде приобретенного порока.
Если бы не повреждение образа (тропоса) природы грехом, человек всегда бы стремился к благу, ему не о чем было бы рассуждать, нечего было бы более желать, и перед ним просто не стоял бы выбор. Впав в грех, человек потерял заложенное в природу стремление к благу и стал волить «гномически». В статье «Свободная воля (гноми) у преподобного Максима Исповедника» Иоанн Мейендорф выдает на этот счет свои соображения, адаптируя безличностное учение Максима в своих персоналистических представлениях. При этом из-за путаности мыслей Максима, Мейендорф сам не может определиться с тем, к чему относится та «гноми». То она явно увязывается с природой, то вдруг оказывается проявлением ипостаси, но, как и в случае с самим Максимом, Мейендорф топит это извечное халкидонитское противоречие в софистике, проще говоря, в словоблудии:
«Согласно преподобному Максиму, "естественная воля", или "движение" природы, является движением к Богу. Только ипостасное решение Адама нарушило богоустановленный "образ существования" человеческой природы и обратило его против Бога и потому – против самой природы».
«Концепция свободной воли (гноми), представленная в этих текстах, указывает на важность ипостасного аспекта существования как противостоящего естественному, который практически синонимичен с "богоустановленным"».
«… грех Адама становится катастрофой для человеческой свободы, совершившей выбор "против природы", когда, как пишет Максим, "природа противостала себе", и возможность эта "соответствовала свободной воле". Максим постоянно подчеркивает, что грех не был связан с природой как таковой, и четко противопоставляет физис и гноми. Следствием греха стало своего рода заражение "естественной воли", которая могла вести к благу только посредством гноми. Так человек обрел "гномическую волю", не только осуществляющую выбор между добром и злом, но колеблющуюся и страдающую, ибо решения ее затуманены "неведением" и "воображением"».
«… наше обожение, то есть "участие в божественной природе", равно как и потребное для этого божественное "снисхождение", несовместимы с внутренним конфликтом, который дьявол вводит в нашу природу посредством гноми».«Поскольку подлинный логос нашей природы неизменен, речь идет о тропос, испорченном посредством свободной воли после грехопадения Адама, который должен возродиться во Христе».
Но возникает законный вопрос – а для чего Максиму Исповеднику все это было нужно? Для чего увязывать свободное воление, относись оно к природе или ипостаси, с грехом? По какой причине христианский богослов вдруг объявляет данную человеку Богом свободную волю, которая, между прочим, является первейшим признаком творения по образу и подобию Божьему, «повреждением»? Ответ до удивления прост и поражает свой неожиданностью – Максим Исповедник объявляет настоящую человеческую волю греховной для того, чтоб отказать в этой воле Иисусу Христу! Это кажется невероятным, особенно в контексте всем известных «православных» мифов о диофелитстве и монофелитстве, но именно в том, что Господь не волил так же как мы, состоит глубинный смысл учения преподобного Максима.
